Пюхтицкий Успенский ставропигиальный женский монастырь

Начиная наше знакомство с Пюхтицким Успенским женским монастырем, его историей, зодчеством и жизнью его насельниц, не будем сразу же называть имена и даты, вспоминать былое и отмечать наиболее интересные архитектурные осо­бенности его соборов. Всему свое время.

Вообще говоря, назначение подобного рода текстов в том и состоит, что они служат как бы опорой для памяти, источником разнообразных сведений и нагляд­ным свидетельством нашего пребывания в тех или иных замечательных местах Отечества.
Но ничто: ни самая подробная информация, ни цветные фотогра­фии ничто не заменит глубокого, подчас неизгладимого следа, которое остав­ляет в душе первое впечатление. Оно, как первое звено, вытянет затем и всю цепь. Вот почему надо постараться сохранить в сердце плавно поднимающуюся вверх дорогу, которая подводит нас к Святым воротам; монастырскую стену, сло­женную из серого дикого камня; и вознесенные высоко к небу зеленые главы Успенского храма, увенчанные золотыми крестами. Надо сохранить замечатель­нейшее ощущение вполне природной, естественной слитности монастырских построек с горой ощущение, которое возникает еще внизу, в самом начале нашего пути вверх. И, конечно же, надо приложить все силы, чтобы сберечь в себе чувство постепенно завладевающего нами покоя и умиротворения так, что в кольце монастырских стен в нас как бы пропадает звук вечно подгоняющего нас времени, и мы обретаем редчайшую в наши дни возможность побыть наедине с собой.

Краткое это предисловие,, кажется нам, было не совсем лишним, ибо посеще­ние действующего монастыря далеко не рядовое событие в жизни современного человека.
Теперь же пришла пора обратить внимание на дуб тот самый, который остается по правую руку, за кладбищенской оградой, когда мы поднимаемся к Святым воротам. Собственно, другого дуба в пюхтицких окрестностях нет; он единственный, что само по себе достойно удивления, но не это самое главное его достоинство. От него ощутимо веет древностью, и, если наше паломничество на Святую Гору совершилось осенью или зимой, то глядя на его темно-серую кору, искривленный ствол (в который некогда ударила молния), мы, наверное же, с удивлением будем думать, что настанет время и, несмотря на безмерно-долгие свои годы, он вновь расцветет зелеными листьями вечно-юной жизни. Торжествен­ное и радостное чувство овладевает нами при мысли, что и древний его ствол, и корявые толстые ветви вот уже четыре века молчаливо и верно хранят благоговей­ную память о совершившемся рядом чуде хранят и каждую весну передают нарождающимся листьям!

Живоносный источник с его неиссякающей и целительной водой (мы еще рас­скажем о нем) и древний дуб можно было бы сказать о них, что это единствен­ные пришедшие к нам из давнего прошлого свидетели великого и чудесного собы­тия. Но человеческая память, столь бережно хранящая священное предание? Нерушимая вера в Божественное могущество, справедливость, добро и любовь? Неубывающая надежда на милосердие и заступничество Божией Матери? Разве не являются они самыми главными и честными свидетелями ниспосланного Святой Горе благословения?

Шесть долгих столетий возвышается дуб на этом месте и, по преданию, в XVI веке был свидетелем совершившегося здесь, на Святой Горе чудесного Явления Божией Матери. Рассказывают, что Лучезарную Жену первым увидел пастух эсто­нец, а затем и приведенные им односельчане; рассказывают также, что возле дуба, именно там, где являлась Богородица, нашли они некий старый Образ, о котором поняли только, что он несомненно православный. Добрые люди, они отдали его русским крестьянам из соседней деревни Яама, а те сразу поняли, что перед ними икона Успения Божией Матери.

Несколько позднее, в Успенском соборе, мы увидим Ее изображе­ние лежащей в гробу Пресвятой Богородицы, Иисуса Христа, с трех сторон окру­женного ангелами и держащего в руках душу Богоматери; Святых Отцов и Апостолов, вставших с обеих сторон гроба, Ангела с мечом и ослепленного, с отрубленными кистями человека Аффония, подвергнутого столь страшному наказанию за попытку опрокинуть гроб Божией Матери, когда Ее несли к месту погребения. Мы увидим эту икону, какое-то время проведем в созерцании ее, и может быть, подумаем о том, что она подобна зерну, которое упало некогда в благодатную почву и спустя века дало замечательный побег: монастырь на Святой Горе. В самом деле ведь именно с нее, с явленной иконы Успения Божией Матери, и начинается если не история, то во всяком случае предыстория обители.

Святая Гора (эстонское Куремяэ в переводе "Журавлиная гора") а Пюхтица в переводе "Святое место" вообще оку­тана тем таинственным очарованием, в котором непросто бывает отличить друг от друга правду и вымысел, фантазию и реальность...

Бесспорным представляется бытование в здешних краях русского люда еще восемьсот лет назад, что удостоверяют найденные при изысканиях конца про­шлого столетия новгородские каменные кресты именно XII—XIII веков, глиняная посуда того времени, образки и подвески с изображениями ангелов... В прошлом же веке из древних захоронений извлечены были доспехи и оружие, типичные для русских воинов, сражавшихся под знаменами Александра Невского, который неподалеку отсюда, на льду Чудского озера разбил немецких рыцарей. Стало быть, и здесь, в окрестностях Святой Горы, кипели схватки и лилась русская, кровь... Что же до легенд, то вспомним хотя бы эстонскую о славном богатыре Калеве, в этих краях совершавшем свои подвиги, предательски погубленном и похороненном близ Журавлиной горы. Словом, чрезвычайно много открывается нам с тропы, уводящей в глубь веков.

Рядом с поднявшимся почти на 30 метров исполином-дубом мы, несомненно, заметим небольшую часовню. Так вот у нее внутри находится та часовенка вто­рой половины XVI века (с тех пор, впрочем, дважды перестроенная), которую соо­рудили православные русские крестьяне Пюхтицкого края и в которой они по­ставили Явленный Образ Успения Божией Матери. С той поры часовня с чудесной иконой на Святой Горе становится местом особенного народного поклонения, а день 15 (28) августа — день Успения Богоматери торжественным народным праз­дником.
Сохранились документы, благодаря которым мы можем заглянуть, например, в год 1698-ой и узнать о многочисленнейшем (по тем, разумеется, вре­менам) стечении людей, в день Успения прибывших к Святой Горе и из окрестных русских деревень, и из соседних областей Русского государства, и даже из лютеранских приходов. Да, это так: отношения эстонцев и русских здесь всегда были самыми дружелюбными, как бы ни старались подорвать их немецкие помещики.

Между тем, в судьбе иконы произошли некоторые изменения. Небезопасно было оставлять Явленный Образ в одиноко стоящей на нижнем уступе горы часо­венке, и его сначала перенесли в собор города Нарвы, а в 1818 году в только что открытую православную церковь села Сыренец (ныне Васкнарва), в двадцати пяти верстах от Пюхтицы. Но каждый год 15 (28) августа на один день вместе с Крест­ным ходом, следовавшим из Сыренца, икона возвращалась на Святую Гору. Попробуем представить себе этот Крестный ход, эти 25 верст не просто бездо­рожья, а узких лесных троп и болот; попробуем представить себе этот путь, зани­мающий подчас целые сутки, ибо, как сказано в одной старой книге, «приходилось идти гуськом, по колена в болоте, неся икону поочередно, прижимая к груди», и нам тогда станет несколько понятней сила двигавшего народом воодушевления.
Ветшающую с годами часовню перестраивали. Первый раз было это сделано в 1842 году на средства, пожертвованные везенбергским купцом Нестеровым (он же, кстати, украсил Явленную икону серебряной вызолоченной ризой); затем тридцать с небольшим лет спустя потрудились сыренецкие крестьяне Андрей Абрамов и Андрей Томасов.
Томасов положил основание новой часовне, строи­тельство которой окончено было 25 августа 1876 года и которая стала вскоре Успенской приходской церковью. Мы и сейчас видим ее на кладбище, неподалеку от замечательного дуба в окружении могил священнослужителей и насельниц монастыря. Когда была основана обитель и на втором уступе Святой Горы по­явился Успенский собор, эта церковь в 1896 году была освящена в память святи­теля Николая и преподобного Арсения Великого. Если мы войдем внутрь, то уви­дим двухъярусный иконостас, перенесенный сюда из старой Сыренецкой церкви, сквозные Царские Врата и выполненные местными живописцами иконы иными словами, увидим скромное убранство сельского храма, многие годы с любовью принимавшего под свой кров чудесный образ Успения Божией Матери.

Эта церковь постепенно становится центром ежегодно совершаемых на Свя­той Горе торжеств. Особенное значение для будущих судеб Пюхтицы имел праз­дник 1888 года — по своему размаху, приподнятости и какой-то необыковенно тор­жественной радости.

Заметим теперь, что едва ли не большинством сведений о Богородицкой горе мы обязаны М. Н. Харузину, чиновнику по особым поручениям при Эстляндском губернаторе. В его статьях и книжках столетней давности можно прочесть, что возле Пюхтицкой часовни местные жители показывают могилы русских воинов времен не только Иоанна Грозного, но даже и Александра Невского; он написал, что святое это место мы должны «выделить из пыли и грязи повседневной мирской суеты»; именно он оставил нам замечательнейшее описание праздника в Пюхтице 15 августа 1888 года с огромным стечением богомольцев, госпитальными шат­рами, офицерскими и солдатскими палатками, бескорыстной заботой ревельских купцов Макушева и Братынкина, обеспечивших кроватями и одеялами и давших приют приезжему люду, и с дивной картиной всенощной, которую из-за малых размеров тогдашней пюхтицкой церкви владыка Арсений «служил частью в храме, частью на открытом воздухе». Когда читали акафист Богоматери, все бого­мольцы зажгли восковые свечи и весь склон холма усеялся тысячами маленьких огоньков». Он отмечал кроме того: «любой человек, по-русски мыслящий и чувствующий, побывавши в Пюхтице в этот день, пережил бы глубокое настрое­ние; любой иностранец, пожелавший пристально и беспристрастно вглядеться во все происходившее в этот день на Богородицкой горе, вынес бы много поучитель­ных для себя впечатлений».

Став своего рода историографом Пюхтицы, Харузин уже одним этим мог бы вполне снискать нашу признательность, ибо правдивому свидетельству поистине нет цены. Но нам кажется, что Богородицкая гора имела в его судьбе смысл куда более глубокий и значительный, со всей искренностью и чистотой, которыми отмечены его пусть даже литературно несовершенные статьи, он служил ей, безусловно признавая в Пюхтице святыню русского православия. Скорбным зву­ком обрываются его жизнь и его служение в 1888 году, 29 лет Михаил Харузин умер от тифа.

Скажем теперь, что, даже самым поверхностным образом вникая в историю обители на Святой Горе, никак нельзя миновать фигуру Сергея Владимировича Шаховского. И не только потому, что склеп, где похоронены он и его жена, Е. Д. Шаховская, находится на самой вершине горы, у алтарной стены поставлен­ного там храма во имя преподобного Сергия Радонежского; в значительной сте­пени усилиями С. В. Шаховского Богородицкая гора утвердилась в своем значении негасимой свечи православия. На ее уступе появился православный храм и 15 (28) августа 1891 года совершилось торжественное открытие Пюхтицкой Успенской женской общины, год спустя преобразованной в монастырь.

• JComments
• ВКонтакте
• Facebook